Как мы пытались стать евреями в России — и не смогли

По законам иудаизма евреем считается только тот, кто родился у мамы-еврейки или принял иудаизм. Чтобы стать евреем, не будучи им по рождению, нужно пройти гиюр — сначала отучиться на специальных курсах, а потом сдать экзамен. Нередко люди решаются перейти в другую веру ради семьи, но гораздо сложнее дела обстоят, если свои отношения с религией решает углубить только кто-то один в паре. Алина Фаркаш рассказала «Цимесу» о том, как шесть лет назад они с мужем пытались пройти гиюр в России и что им помешало это сделать

— Мы с мужем стоим перед Хоральной синагогой в Москве, сегодня у нас суд — бейт-дин, — который решит, давать ли мужу гиюр. Судьи опаздывают, муж волнуется, закрывает глаза и молится. Я злюсь. Беру его за руку:

— Скажи, что мне говорить на суде? Мне говорить правду или врать? Ты знаешь, что я могу говорить там так, что раввины будут плакать от силы моей праведности… Или я могу говорить правду, но тогда очевидно, что гиюр нам не дадут.

Муж колеблется какую-то долю секунды:

— Говори правду. Если Вс-вышний хочет, чтобы я получил гиюр, то правда Ему не помешает.

Я вздыхаю: я не разделяю его веры в это. В этом и проблема, что я — не разделяю.

У мужа евреи все, кроме единственной имеющей значение бабушки. У меня — просто все. Он проходит гиюр, потому что он вырос евреем в еврейской семье. У него еврейская внешность, фамилия, могилы предков на еврейском кладбище и самоидентификация. Старинные серебряные бокалы для кидуша и случайно выжившая в войне фотография смертельно красивого прадедушки-кантора. По семейной легенде, пел он ещё лучше, чем выглядел. Можно сказать, что мой муж — еврей для всех, кроме самих евреев. Его это мучает, он хочет это исправить. Поэтому он соблюдает уже столько лет, поэтому мы тут.

Маленькая комната в синагоге, большой стол. Три раввина-судьи и один секретарь в большой шляпе. Толстая папка с нашим «делом» — там характеристики и рекомендательные письма от наших соблюдающих друзей и заметки секретаря.

Судьи автоматически обращаются ко мне. Я хмыкаю, мотаю головой и показываю на мужа — гиюр проходит он, не я.

Я понимаю, почему они так удивлены: в большинстве случаев гиюр проходят женщины — чтобы выйти замуж за своего еврейского парня. Или потому что их еврейский муж внезапно стал соблюдать и решил сделать их брак кошерным. Чтобы в паре с еврейкой гиюр проходил мужчина — такого практически не бывает.

Секретарь наклоняется к одному из судей и что-то шепчет на ухо, показывая на наше дело. Я примерно представляю, что там: у моего мужа нет проблем, все знают, насколько он искренен и насколько старательно соблюдает. Если бы он был один, он бы получил гиюр уже пару лет назад. Но у него есть я. А я — проблема. Так или иначе ему об этом говорят практически все: если бы он развёлся с неверующей женой, то его суд был бы простой формальностью.

Но он не разводится, и поэтому у него до сих пор нет гиюра. Несмотря на то что он уже много лет в общине. И несмотря на то что людей с такой историей, как у него, — все предки евреи, кроме бабушки, — обычно очень понимают и жалеют. Относятся к ним снисходительнее, чем к совсем нееврейским соискателям.

Так что его гиюру мешаю только я. Секретарь указывает на это судье, и тот снова обращается ко мне. Я напрягаюсь: если меня начнут спрашивать по технической части, то всё будет хорошо: я легко могу ответить на все практические вопросы, я отлично подготовлена. Но если меня спросят напрямую, то всё пропало. Раввин выбирает второй путь, заходит прямо с козырей.

— Вы согласны соблюдать все заповеди, которые Вс-вышний даровал еврейскому народу?

— Я согласна выполнять все заповеди, которые нужны моему мужу для его соблюдения. Шаббат, кашрут, чистота семейной жизни, — пытаюсь пройти по лезвию ножа я.

Но у меня не получается, раввин мгновенно считывает мой посыл:

— То есть вы это делаете для мужа? Сами бы вы их не исполняли?

— Для мужа. Нет, не исполняла бы.

Кажется, он не ожидал такого ответа и заинтригован:

— То есть вы не верите в то, что Вс-вышний повелевал нам исполнять сказанное?

— Нет.

Секретарь снова наклоняется и шепчет. Судья, будто сам не веря тому, что произносит такую возмутительную чушь, спрашивает:

— А вы вообще верите во Вс-вышнего?

— Нет.

Повисает тишина. Муж, ты сам попросил меня говорить правду! Все переглядываются — это явно нештатная ситуация. Наконец судья захлопывает нашу папку и говорит:

— Ну, очевидно, что сейчас нам говорить не о чем. Пожалуйста, запишитесь на следующий суд через месяц.

И тут чёрт меня дёргает за язык:

— Вы мне даёте месяц на то, чтобы поверить в Б-га?!

Все смотрят на мужа с жалостью: они-то меня впервые видят, а ему со мной жить.

Судья вздыхает:

— Запишитесь на конец лета, через два месяца.

В этот раз у меня хватает выдержки промолчать…

Мы не пришли на второй суд в Москве ни через месяц, ни через два месяца. Гиюр муж прошёл через год уже в Израиле, и там всё было совсем иначе. Точнее, начало разговора было ровно таким же, а вот продолжение — совсем иным. Я попыталась объяснить израильскому раввину, что я обещаю не мешать мужу, буду помогать ему соблюдать всё, что необходимо. Но делаю я это из любви к мужу, а не к Б-гу.

Он лишь отмахнулся: нам абсолютно всё равно, во что вы верите! Если вы не едите свинину и не кормите ею своих детей, то совершенно не важно, по каким причинам вы это делаете.

Может, вам ваш муж был дан как раз для того, чтобы привести вас к соблюдению, раз сама вы поверить не можете.

Что нам дал гиюр? Мужу — спокойствие. Мир с самим собой. Ощущение правильности. Мне — важное знание, что можно сказать правду и она не помешает.

Так что есть шанс, что Он действительно существует и что Он действительно хотел, чтобы мы через это прошли.

Автор: Алина Фаркаш

Читайте также:

• От Фрейда до скандальных порнозвёзд: Алина Фаркаш о том, что евреи сделали для секса
• Уроки, суд и признание: как я пришла в реформистскую общину в Москве и стала еврейкой
• «Бабушка Поля оказалась Песя-Баэль». 20 коротких историй про семейные тайны