Мой первый раз. Как я оказался в синагоге
Песах — время чудесного спасения евреев. Но иногда спасение требуется нам прямо во время этого праздника — причём от самих евреев. Шеф-редактор «Цимеса» Артём Шур впервые сходил в синагогу и рассказывает, как легко почувствовать себя плохим евреем и при чём здесь терновый венец
Я сижу с телефоном в руках на бордовом диване в одной из московских еврейских общин. Вокруг меня бродят евреи всех возрастов, которые явно здесь не в первый раз. Все вместе мы ждём начала седера — праздничной трапезы на Песах. Между скроллом ленты твиттера и инстаграма подходит знакомиться раввин, наклоняется и уверенно жмёт мне руку.
«Телефон-то спрячь!» — пишет мне подъезжающая знакомая, с которой мы договорились встретиться уже в синагоге. Оказывается, на Песах распространяются те же правила, что и на Шаббат: никакой работы и электроники. Не лучшее открытие, которое можно сделать спустя 20 минут внутри синагоги.
Привет, меня зовут Артём, мне 25 лет, и я никогда не был в синагоге. Честно говоря, я и евреем-то был не очень. В моей семье не было традиций, и единственное, что связывало меня с евреями до взрослого возраста, — это необычная фамилия и маца, которую ели круглый год как вкусный хлеб, не подозревая о существовании Песаха. И вот сегодня я наконец должен узнать её настоящий смысл.
На самом деле, я ещё неплохо подготовился. Я работаю в еврейском издании, знаю историю и основные традиции. Но в первый раз в синагоге всего этого оказывается недостаточно.
После того как ты осознаёшь, что поздоровался с раввином с телефоном в руке, твоему мозгу уже ничего не нужно, с дальнейшим сгущением красок он справится сам.
Вдруг вспоминаю про кольцо на пальце: оно со стилизованным терновым венцом, куплено без малейшего религиозного подтекста, но эта ночь отличается от других ночей, и, кажется, оно сверкает в глазах всех присутствующих и жжёт руку.
Всё это при том, что все собравшиеся этим вечером настроены максимально доброжелательно. Вы знакомитесь, шутите и общаетесь, раввин рассказывает об отсылках к Песаху в «Бесславных ублюдках». А потом ты рассказываешь, что работаешь в еврейском издании. «А, ну так в понедельник выходной у вас, получается», — по-доброму улыбается сосед. «Вообще-то нет, работаем», — простодушно отвечаю я, и за столом повисает неловкая пауза. Ах, ну да, конечно, ещё одно невежественное нарушение традиций, это должен быть обязательный праздничный день.
Приятные люди, хорошая еда и традиции — и полное ощущение того, что стоит сказать ещё хоть слово, и оно наверняка нарушит самую святую заповедь в синагоге, немедленно все 70 собравшихся замолчат и повернутся в твою сторону, а вскочивший раввин укажет на тебя и прокричит: «Вон!».
Ты пытаешься спастись из последних сил и единственный из соседей пьёшь виноградный сок вместо вина, сохраняя концентрацию главного экзамена в жизни.
«А-лайл а-зе, а-лайл а-зе», — не выходит у меня из головы всю следующую неделю напев одной из частей Песаха. Конечно же, он закончился спокойным и счастливым прощанием, никто не сказал ни слова и по итогам не выдал аттестат, в котором написано: «Плохой еврей».
«Вроде нормально всё было, а что?» — я спросил на следующий день о своём поведении на седере у знакомой и получил очевидный ответ. Как и всегда, ты смущаешь самого себя гораздо больше, чем это могли бы сделать люди вокруг.