«Мужчины в нашей семье женятся на женщинах, которых они не любят». Отрывок из книги «Королева красоты Иерусалима»

8 июня, 2022
Читать: 9 мин

А вы знаете, что новый сериал «Королева красоты Иерусалима» снят по одноимённой книге, которая не так давно вышла в издательстве «Книжники»? Это пронзительный роман о женщине, красота которой не помогла ей обрести счастье в жизни: брак обернулся катастрофой, а её дочь Габриэла никогда не ощущала материнского тепла. Семейная драма разворачивается на фоне драматичных исторических событий в Израиле XX века. «Цимес» публикует отрывок и очень рекомендует к прочтению!

Сарит Ишай-Леви
«Королева красоты Иерусалима»
Перевод с иврита Ирины Верник
Издательство «Книжники»

«Назавтра мама отнесла свадебное платье портнихе, и та сделала из него вечернее платье для бала в честь демобилизации солдат, который давали в клубе „Менора“, где у мамы с папой была свадьба. На этот раз мама не стала шить себе и мне одинаковые платья.

Платье имело головокружительный успех, а мама, как рассказывала тетя Рахелика, была самой красивой женщиной на этом балу.

Ничего удивительного: моя мама всегда считалась первой красавицей Иерусалима. Каждый раз, когда Рони и я проходили с ней по улице Яффо, люди оборачивались, а мама шла с высоко поднятой головой, держа одной рукой за руку Рони, а второй — меня, и не обращала на взгляды никакого внимания.

На Рош а-Шана и на Песах мама вела нас в обувной магазин „Фрайман и Бейн“ на Яффо и там покупала нам праздничную обувь.

Но мы ходили во „Фрайман и Бейн“ и в обычные дни, потому что мама любила покупать обувь без всякой связи с праздниками. Пока она мерила туфли, а сгрудившиеся вокруг продавцы осыпали комплиментами ее щиколотки, мы с Рони кружились на карусели или съезжали с горки (их поставили в магазине, чтобы развлекать детей). Мама не всегда покупала туфли. Иногда, перемерив всю обувь в магазине, она решала, что ни одна пара ей не нравится. Но продавцы никогда не обижались на маму — наоборот, они словно соревновались между собой, кто выше всех вскарабкается на стремянку, кто будет носить ей все новые и новые коробки с туфлями. Мама пересмеивалась с ними, говорила „Спасибо!“, „Всего хорошего!“ и „До свидания!“, выходила из магазина с высоко поднятой головой и направлялась к стоянке такси на улице Лунц. Там она немного задерживалась, чтобы поболтать с водителями, которые лежали с ней в больнице „Хадасса“, раненные во время войны. Иногда она говорила нам: „Подождите тут несколько минут, я скоро вернусь“, — и исчезала. Возвращалась она спустя какое-то время, которое казалось мне вечностью, а мы сидели на маленьких стульчиках на тротуаре и ждали.

Однажды ее не было очень долго, и Рони начал плакать, а она прибежала и тысячу раз извинялась, а потом в тысячный раз сказала:

— Вы знаете, кто эти водители? Это герои, они защищали наш Иерусалим во время войны за независимость. Поэтому всегда, когда мы встречаем этих героев, ведите себя хорошо и не капризничайте. И ни слова папе, Габриэла! — она вперила в меня гневный взгляд и погрозила пальцем. — Если расскажешь, больше никогда в жизни не возьму тебя кататься на карусели во „Фрайман и Бейн“.

Как-то раз мама оставила Рони с бабушкой Розой и взяла с собой только меня. Мы еще не дошли до магазина, но прошли мимо стоянки такси. Все водители стояли у своих машин. Увидев маму, они замолчали. Моя мама, у которой на щеках всегда был румянец, побледнела, и рука, державшая мою, задрожала. Один из водителей подошел к ней и крепко ее обнял. Мне было странно, что кто-то — не папа — обнимает маму.

Он прошептал ей что-то на ухо, она выпустила мою руку и задохнулась от крика:

— Дио мио!

Кто-то принес ей стул, она села, сразу же вынула платочек из сумки и зарыдала, а я стояла и не знала, что делать. Мама сидит посреди улицы на стоянке такси и плачет, а я не знаю — почему, что случилось. Она плачет из-за меня? Я плохо себя вела и снова ее рассердила? Я долго стояла как истукан, а водители утешали маму, пока наконец один из них не обратил на меня внимание.

— Иди сюда, девочка! На конфетку, — и он протянул мне ириску. — Бери, не бойся. Скоро мама отведет тебя домой.

Я взяла конфету, сунула ее в рот, и тогда этот водитель поднял меня на руки и спросил:

— Знаешь, почему твоя мама плачет?

— Нет, — помотала я головой.

— Потому что дядя Рыжий ушел, — объяснил он.

Я была сбита с толку. С одной стороны, я не понимала, куда ушел дядя Рыжий. С другой — догадывалась, что ушел он в какое-то плохое место и что с ним случилось что-то очень нехорошее. У Рыжего были огненно-красные волосы и смеющиеся глаза, он всегда сажал меня к себе на колени и катал на своей инвалидной коляске. „Держись крепче“, — говорил он, обвивал мои руки вокруг своей шеи и начинал быстро вращать колеса коляски. Он катил со мной по тротуару, я умирала со смеху, а мама кричала: „Хватит, отпусти ее, она тяжелая, тебе это вредно!“

— Он был очень тяжело ранен в войне за независимость, — продолжал водитель, — когда защищал наш Иерусалим, и рана его никак не заживала, а теперь он умер.

Я долго сидела с этим водителем, пока не пришла мама; она взяла меня за руку и повела домой.

Весь этот вечер мама была очень тихой, почти не разговаривала ни с папой, ни со мной, ни с Рони. Ночью меня разбудил ее плач. Она горько рыдала, и папе не удавалось ее успокоить. Он вышел из комнаты и увидел нас с Рони, стоявших в коридоре у дверей их спальни.

— Ложитесь спать, я скоро приду, — сказал он и ушел из дому.

Вскоре он вернулся вместе с тетей Рахеликой, и она поспешно вошла в спальню. Увидев сестру, мама душераздирающе зарыдала и забилась у нее на плече. Отец оставил их вдвоем, пошел в нашу с Рони комнату и прилег на мою кровать.

— Подвинься чуток, — шепнул он, — дай папе лечь.

С той ночи папа долгое время спал со мной на моей детской кровати и вернулся в спальню к маме очень нескоро. Мама продолжала плакать каждую ночь — да и днем тоже.

Почему она так плакала, почему горевала, почему из женщины, которая каждый день уходила гулять по городу (как говорил папа, мерила улицы), она превратилась в домоседку, почему запиралась с тетей Рахеликой и почему только долгие месяцы спустя вернулась к своей обычной жизни, — я поняла лишь через много лет.

Но в ту ночь, когда я убежала из дому в Тель-Авив, к тии Аллегре, и сидела напротив нее на диване в гостиной, а она рассказывала мне о моей семье, — в ту ночь я еще ничего не знала. И все же я во что бы то ни стало хотела узнать — это было сильнее меня. Я была полна решимости узнать историю женщин нашей семьи».

Чтобы добавлять статьи в закладки - войдите, пожалуйста

Подписаться
Уведомить о
1 Комментарий
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии

О нас

«Цимес» — еврейский проект, где рады всем

✡️  «Цимес» — самое еврейское место во всем Рунете. Каждый день мы пишем о жизни современных евреев в России и ищем ответы на волнующие нас вопросы — от житейских до философских. А если сами не можем разобраться, всегда обращаемся к специалистам — юристам, психологам, историкам, культурологам, раввинам.

Связаться с нами по вопросам сотрудничества, партнерских программ и коллабораций можно написав на почту shalom@tsimmes.ru или в телеграм