«Цимес» вместе с проектом PostPost.Media, который собирает личные истории на самые разные темы, попросил читателей рассказать о семейных тайнах и поиске родственников — и публикует 20 ваших удивительных и запутанных историй. Спасибо огромное всем, кто поделился!
«Мой свёкор всем был известен как Владимир, и по паспорту так. Родился и вырос в глухой деревне. Когда муж впервые туда с ним поехал ребёнком, он страшно удивился, что односельчане зовут отца Изей. Оказалось, что мама свёкра, простая русская баба, очень тяжело его рожала, чуть ли не неделю. Наконец решили везти в „район“, роженица уже была на последнем издыхании и поклялась, что, если сын и живой, назовёт в честь врача.
Всё обошлось, оклемались, спросили имя, а прекрасный доктор оказался Израэль. Делать нечего, так и записали. Деревенские посудачили и привыкли.
Свёкор родился — и война. Отец его ушёл на фронт и написал оттуда жене, мол, мать, война страшная и надолго, мало ли что, вдруг немцы, переназывай. Переназвали. А для родных и деревенских он так и остался Изей». (Ия Белова)
«У меня был еврейский дед весьма легкомысленного поведения: постоянно менял города, профессии и женщин. Наплодил от 5 до 10 детей в разных местах, ни одного не воспитывал. Я как-то у бабушки нашла его письма и с тех пор подозреваю биполярочку: он увлёкся мечтой о юге, поменял полностью жизнь, увёз её из Питера в Крым, а потом впал в хандру и слился. Ну и дальше продолжал в том же духе. Мне досталась его внешность и отчасти характер». (Маша Пушкина)
«Большая семья моего прадеда откуда-то приехала в Краснодар. Они были сапожники, носили русскую фамилию Григорьевы, но прадедушку звали Иосиф, например, а его сестра Анна виртуозно готовила гефилте фиш. Так что, думаю, как говорил Дмитрий Быков, „в хороводе моих предков поплясали и евреи“». (Светлана Берд)
«После прохождения гиюра (процесс принятия иудаизма. — Прим. «Цимеса») наш родственник Саша, еврей по папе, начал интересоваться родовым деревом и выяснил, что мы потомки Виленского Гаона по женской линии.
А сама я выяснила, как большинство еврейских детей, настоящие имена и отчества своих старших. Бабушка Поля оказалась Песя-Баэль, дед — не Максим, а Меер, бабушка Аня оказалась Ханой-Мушкой, соответственно, папа не Альберт Максимович, а Альберт Меерович. Вот только мама ничего не меняла и гордо носила своё имя от рождения до ухода — Софья Соломоновна». (Ирина Велькова)
«По рассказам, моя прабабушка Берта Львовна родилась в Херсоне, в 1895 году. А так как муж её был моложе, то что-то нахимичила, в документах стала 1897 года рождения и работала лишние два года до пенсии. Почему Берта? Потому что имя Бетя явно же уменьшительное. Правда, вроде бы по-настоящему она была Бетя Блюма. С этой информации и начался поиск.
В процессе выяснилось, что в Херсоне документов за нужные годы нет. А за те, что есть, нашёлся один условно подходящий Лейб Лейзер, колонист из Большой Сейдеменухи. Потом добрые люди нашли этого Лейба в Николаеве, где он уже херсонский мещанин с кучей детей. И та-дамм! У него есть дочь 1893 года рождения по имени Этя Блюма. Имя Бетя прояснилось благодаря специалисту по ономастике А. Бейдеру.
Это очень модно было среди небогатого еврейского мещанства, Фейги и Бейлы массово называли себя Фанни и Бетти.
Оставался один момент: нет никаких доказательств, что Этя Блюма Лейб-Лейзеровна и Бетя Львовна — один человек. На всякий случай везде проверяла связку „Добровинский + Николаев“, и на ОБД „Мемориал“ нашёлся подозрительный Николай Владимирович, похоронка отправлена дочке Зельде.
Шли годы. Появился сайт „Память народа“, и на нём в преддверии 9 Мая я опять проверила Добровинского Николая — а в его документах синей ручкой зачёркнуто „Владимирович“ и подписано „Вольфович“. Наш, подумала я, и побежала искать нужный год рождения в метриках николаевского архива. И он нашёлся — Элькуна Вольфович, двоюродный брат Эти Блюмы. Так за ниточку нашлись его служба в Первую мировую, сын Вольф, внук и внучка, и, спустя ещё годы, — тест ДНК, подтвердивший, что мы родственники. Чувства астронома, вычислившего звезду на бумаге и увидевшего потом её в телескоп, очень мне теперь понятны». (Александра Пилецких)
«Дожила лет до десяти в полной уверенности, что моего деда Сашу зовут Александр Наумович. Думала, что Абраша — это домашнее прозвище. Но как-то раз поинтересовалась у бабушки, откуда оно взялось.
Оказалось, что дедушку зовут Абрам Нохумович. Чего от меня это скрывали — непонятно.
Но ещё непонятней, как меня при этом не смущало, что маму зовут Светлана Абрамовна». (Neanna Neruss)
«В семье моей бабушки было четверо детей. Она — самая младшая. В войну старшая сестра осталась в оккупации с русским мужем и ребёнком (жила в погребе с липовыми документами), братья ушли на фронт и вернулись русскими. Оба инвалидами. Один без глаза, другой — умер в 1954, что ли, году.
В общем, из всей семьи одна моя бабушка осталась записана как еврейка, и остальных пустили в Израиль только по сохранившимся семейным фотографиям.
А совсем недавно я вдруг узнала, что бабушкина любимая старшая сестра — stepdaughter (падчерица. — Прим. «Цимес») моей прабабушки. Прадед был вдовец с ребёнком. И никогда я даже намёка про это не слышала. Все знали, разумеется. Бабуля её очень любила, племянников тоже очень любила. Я про это очень много думала. Вся четвёрка была очень дружной даже в очень зрелом возрасте». (Iris Elkin)
«Я родился в Ереване, результатом коротенького брака моей юной еврейской мамы и армянского красавца-спортсмена. Мне был год, когда они развелись. Всю жизнь я считался армянином, и меня слегка стеснялась уже целиком еврейская семья.
Родившаяся в Иерусалиме дочь в раннем тинейджерстве страшно удивилась: „Я что же это, выходит, на четверть армянка?!“ Гордилась этим и хвастала друзьям.
И тут я нахожу своего потерянного кровного братца по отцу, родившегося в Ереване через шесть лет после моего отъезда. Нормальный такой чистокровный армянский брат, с элегантным акцентом. Собираемся в Москве, тусуемся, шашлыки, то-сё. Жена воркует с его женой. И та, в рамках лёгкого трёпа, вдруг: „Ну как — «армянский брат», тоже так себе“… Бабушка-то, мама нашего общего папы, — она Абрамян была, из тбилисских евреев. Мне этого никто не сообщал. С некоторой печалью в сердце вернулся в „чистокровные“. Дочь расстроилась». (Арсен Даниэль)
«Дедушка женился на бабушке, когда той было 14 лет. Любовь. Бабушка подправила в документах, чтоб вышло 16. Кроме того, дедушка был её учителем физкультуры в школе. В начале 1920-х. А директрисой была дедова старшая сестра. Кроме того, дед был из семьи бывшего начальника кадетского корпуса. Дворяне, хоть и бывшие, а бабушка — еврейка из местечка. Кругом позор и мезальянс.
Дед с бабушкой сбежали в Ростов-на-Дону, где их никто не знал. Дед записался „холодным сапожником“ (это сапожник без будки). Тогда обязательно нужно было писать происхождение. Бабушка записалась собой. Стала видной комсомолкой. Дед так и остался на всю жизнь белогвардейцем. Удивительно уживались и трогательно любили друг друга всю жизнь.
Тот побег, видимо, спас деда. Вся семья бывшего начальника Полоцкого кадетского корпуса сгинула чуть позже. Отец, мать и все 13 детей, взрослых уже. Убили всех». (Андрей Лев)
«Выросла, посчитала на пальцах и поняла, что мой дедушка — не мой дедушка. Война, турбулентность. Осторожно расспросила родственников и узнала, что все, в общем, умеют считать на пальцах, но бабушка на контакт не идёт и молчит как партизан. При этом имевшийся в наличии дедушка, с которым она прожила в общей сложности 58 лет, был моим любимым и самым замечательным в мире.
В итоге довольно легко отказалась от идеи искать ответы, уважала право бабушки молчать и мир под оливами в семье.
Бабушка умерла, уже никогда не узнаю, да и не очень интересуюсь, вот только мы с папой в семье как белые вороны и на вид, и вообще — странные нервные искусствоведы. Кровь не водица.
А, ну и конечно, все бабушки и дедушки (четыре человека в общем) в паспортах имели другие имена и отчества, чем в метриках, — евреи мы, сами понимаете. А обе бабушки ещё и отняли себе года по два в послевоенных паспортах. Но это всё как раз не было тайной (кроме возрастов, ха-ха, но в старости они признались)». (Зоя Звиняцковская)
«Лет в десять узнала, найдя свидетельство о рождении брата, что он, мой любимый брат, мне не совсем родной, что мама до папы была замужем, что её первый муж потом женился, родил ещё одного сына, и он, этот брат моего брата, мне, оказывается, хорошо знаком, носит ту же фамилию, и мы с ним регулярно встречаемся по воскресеньям в одной знакомой синагоге». (Янна Вайсборд)
«В 1979 году мы первый раз собрались в Израиль. Получили вызов от незнакомой женщины, которую в документах называли папиной сестрой, сменившей фамилию. Но тут как раз форточку в Израиль прикрыли, а вызов признали фиктивным. В те дни мама как-то позвала меня и начала говорить: „Вадик, у тебя в Израиле есть сестра“. Я слушал совершенно спокойно, будучи уверен, что это новая „легенда“. Но оказалось, что у меня действительно есть там сестра — папина дочь от первого брака». (Vadim Groisman)
«Примерно в 40 лет я выяснил, что обрезан, посетив массажно-эротическое заведение. Об этом мне сообщила его сотрудница, обладавшая компетенцией в подобных вопросах.
Сам я об этом никогда бы не догадался, так как не сравнивал внешний вид обрезанных и необрезанных мужских фаллосов.
Тогда я стал копать. Выяснилось, что в моей семье никто об этом ничего не знает. Однако в моём молдавском детстве существует эпизод, пересказанный мне покойной еврейской бабушкой: я болел чем-то непонятным, и с целью „снять с меня порчу“ меня водили к священнику, но я отказался целовать крест. Моя гипотеза такова, что после этого меня тайно отвели к раввину и обрезали». (Евгений Никитин)
«У моей бабушки, Баси Грушко, был брат Лазарь. Мы знали, что в 16 лет в 1918 году он ушёл с белыми и оказался в Париже, где пел в ресторане — у него с детства был прекрасный голос. По приезде в Израиль папа очень хотел найти его следы, мы писали во французское консульство — безрезультатно. А пару лет назад я сделала ДНК-тест и получила большое совпадение с Алексом, американцем — совпадение, которое указывает на близкое родство. Выяснилось, что фамилия Грушко у нас общая. Рассказала ему всё, что знала о Лазаре.
И он, потрясённый, ответил: всё, что ты рассказала, — это история моего деда, только он — Николас Грушко.
После обмена фотографиями, поисков в парижских метриках и других совместных усилий выяснилось следующее: Лазарь действительно ушёл с Корниловым. То ли он сам сообразил, то ли кто надоумил, но, учитывая антисемитский настрой белой армии (да и всех других вокруг), он сказался русским, Николаем Грушко. Был пулемётчиком, дважды был в плену у красных, был ранен, потом — Константинополь, Корсика, Париж. С друзьями-солдатами организовали казачий хор, пели в парижских ресторанах, с хором же он приехал в Америку. Поскольку вся его жизнь с момента ухода из дома проходила в русской среде, со старыми военными друзьями, выйти из этого образа он уже не мог. Женился на русской девушке, дети росли в православной американской среде, владел в какой-то момент русским рестораном „Балалайка“. Я даже нашла в интернете запись двух романсов в его исполнении!
Мама Алекса была его любимой дочкой, и он ей иногда рассказывал то, что другим не говорил. Например, что перед отъездом из Парижа он пел в синагоге.
И ещё она заметила, что в церкви он всегда сидел в стороне и не участвовал в службе, хотя мать много раз подчёркивала, что они русские. А когда он умер в госпитале, уже после смерти жены, медсестра сказала родственникам, что он обрезан. Ну а потом Алекс сделал ДНК-тест, получил еврейские гены в нужном количестве и меня в придачу с разгадкой этой истории». (Neiman Natasha)
«Классе в седьмом рассказала маме, что девочки в школе положили рядом кисти рук и моя оказалась отличающегося оттенка, о чём они мне сразу сообщили. Мама сказала: „Леночка, но у тебя очень красивая кожа, с оливковым оттенком“. Я спросила: „Мама, а почему у меня кожа с оливковым оттенком?“ Мама: „Потому что у нас еврейские корни“». (Elena Ermolaeva)
«Я лет в двадцать неожиданно узнала, что вовсе не француженка, как гласила семейная легенда (де Бре и всё такое), а еврейка — после того, как мой биологический отец свалил в Германию по еврейской линии. И прабабушку мою звали не Фаина Юрьевна, а Фрида Йоль-Шлемовна. Что примечательно, биологический отец всю жизнь был ярым антисемитом». (Елена Дебрер)
«Тётка моего отца написала несколько листиков воспоминаний. И там она написала, что то ли сестра, то ли свояченица моего прапрадеда была знахарка и травница. Она лечила всех — евреев и окрестных крестьян. И вот на Украине случилась эпидемия (думаю, в середине XIX века).
Крестьяне обвинили во всём еврейскую знахарку, назвали её ведьмой и убили.
Когда я рассказала моим дочерям, что у нас в роду была ведьма, их восторгу не было предела». (Анна Файн)
«Некоторое время назад я начал копаться в семейной истории, чтобы найти внушительную часть семьи своего прадеда по материнской линии, которая в начале ХХ века уехала в США — от них остались только пачка старых фото и семейные легенды. В итоге всех нашёл, а вместе с ними несколько семейных историй. Патриархом семьи был Гиллель Кларштейн из местечка Хиславичи. Семья немаленькая: три сына, шесть дочерей и ещё три родственницы, сироты на иждивении. В начале ХХ века они перебрались в Одессу.
Меня всегда мучил этот вопрос — как можно было таким табором переехать в Одессу, с маленькими и не очень детьми?
И тут в общении с американской родственницей, внучкой старшей из сестёр, выясняется, что тогда родилась очередная дочь, которая очень приглянулась местной барыне, по всей видимости, то ли жене, то ли дочери владельца местечка А. Л. Салтыкова. Так и сказала прапрадеду: „Какая красивая малышка! Продай мне её! Скажи цену!“ Тот попросил сутки на размышление и той же ночью свалил со всей семьёй в Одессу от греха подальше». (Roman Kovgan)
«Когда мне было 15 лет и родители провожали меня одну по подростковой программе в Израиль, папа, уже в Шереметьеве, всовывая мне клочок бумаги с каким-то странным адресом, поведал, что у меня есть старший брат, который живёт в Израиле, и если что, я могу с ним связаться. Прошло около 20 лет, и когда я вдруг решила навестить свой город детства, история повторилась — выяснилось, что у меня есть ещё один брат, но уже в России. Оказалось, что до моей мамы у папы было два других брака, в которых родилось по сыну. Папы нет уже около четырёх лет, но когда я вижу своих братьев, вздрагиваю каждый раз заново: один — копия отца в молодости (судя по фотографиям), другой — копия папы, каким я его помню всю жизнь». (Jenny Karchev)
«В моей семье был секрет: прабабушка, коммунистка с дореволюционных времён, зав. кафедрой научного коммунизма, в детстве провела несколько лет с семьёй в Палестине, они туда уехали от погромов. Но им там не понравилось, потому что тиф и комары, и они вернулись в Киев. Рассказала незадолго до смерти». (Marina Sorina)
Подготовила Мария Вуль
Ещё больше ваших историй о семейных тайнах и поиске родственников — на сайте проекта PostPost.Media
Читайте также:
✡️ «Цимес» — самое еврейское место во всем Рунете. Каждый день мы пишем о жизни современных евреев в России и ищем ответы на волнующие нас вопросы — от житейских до философских. А если сами не можем разобраться, всегда обращаемся к специалистам — юристам, психологам, историкам, культурологам, раввинам.
Связаться с нами по вопросам сотрудничества, партнерских программ и коллабораций можно написав на почту shalom@tsimmes.ru или в телеграм
