Почему еврейский модернизм расцвёл именно в 1920-х и именно в Берлине, как город стал «плавильным котлом» для восточноевропейских евреев и когда «еврейский Пушкин» Хаим Нахман Бялик умудрился выпустить сборник стихов на идише? «Цимес» послушал лекцию проекта «Эшколот» о Берлине 1920-х и пересказывает всё самое интересное
Лекцию «Берлин 1920-х как столица еврейской культуры» для проекта «Эшколот» (при поддержке фонда «Генезис») читал литературовед Михаил Крутиков.
В 1920-е в одном и том же берлинском городском еврейском пространстве странным образом оказались очень разные люди, которые вряд ли встретились бы, если бы начало века было менее турбулентным.
11 ноября 1918 года — официальный конец Первой мировой войны. Германия вынуждена подписать капитуляцию — довольно неожиданный для многих результат. Германская армия не потерпела поражения, страна на тот момент контролировала территорию, которая была больше, чем в начале войны, — зачем капитулировать?
Дело в том, что Германия оказалась совершенно исчерпана с точки зрения ресурсов. Армии не хватало еды, топлива, амуниции — и когда военные где-то к концу лета 1918 года поняли, что страна просто физически не в состоянии воевать, они убедили императора в необходимости демократических реформ. Было образовано правительство, которому поручили вести переговоры с союзниками — предполагалось, что выйти из конфликта удастся на приличных условиях.
Но союзники потребовали полной и безоговорочной капитуляции. Выбора не было. Германия потеряла территорию на востоке и западе, должна была выплачивать огромную контрибуцию и не имела права развивать свои вооружённые силы. Конечно, многим такое положение дел совершенно не нравилось.
Германским националистам удалось убедить самих себя и большую часть населения в том, что капитуляция была национальным предательством со стороны социалистов, либералов и евреев, которые за спиной германского народа договорились с союзниками — причём на самых кабальных условиях.
Этот мем — «удар ножом в спину» — очень активно присутствовал в общественной риторике и дискуссиях, что позволило построить всю идеологию национал-социализма на том, что нужно расправиться с национал-предателями.
Нет. В 1919 году была принята конституция в Веймаре — этот период в истории Германии называется Веймарской республикой и заканчивается с приходом к власти Гитлера в 1933 году. Но до триумфа Гитлера ещё 14 лет, а пока к присяге в качестве главы правительства приведён социал-демократ — и всё правительство было в общем левоцентристским.
Для большинства населения, в особенности для ветеранов войны, людей, настроенных национал-патриотически, «демократия» и «республика» были бранными словами.
Они считали, что немецкий народ в силу естественных национальных преимуществ должен расправить плечи, взять власть в свои руки и показать всему миру, на что он способен. Другими словами, взять реванш за поражение в Первой мировой, в котором были виноваты, конечно, союзники, Европа и Америка, но ещё и социалисты, и демократы, и евреи.
Уже в начале 1920-х годов прошла серия политических убийств, в большой степени евреев. Этот террор был мрачным фоном, который сопровождал весь период Веймарской республики.
Социалистка, экономист и публицист, теоретик марксизма Роза Люксембург была убита в 1919 году правыми экстремистами, тело обезглавлено и брошено в канаву. Убит был и Вальтер Ратенау, наследник одного из крупнейших еврейских бизнесов, человек широко образованный, вошедший в правительство после того, как в 1916 году ненадолго спас Германию от поражения, наладив снабжение ресурсами, и назначенный в 1921 году министром иностранных дел.
Говоря современным языком, он был олигархом, и правительство питало надежды, что ему удастся использовать свои связи в Европе, смягчить послевоенные контрибуции или выторговать другие послабления.
Ратенау был довольно хорошим министром, и среди историков распространено убеждение, что, останься он жив, события развивались бы по-другому.
Но он мало заботился о безопасности, ездил в открытых автомобилях — и однажды по дороге домой его застрелили бывшие офицеры.
Даже если убийц ловили (а обычно они сразу уезжали за границу), видно было, что суды и общество скорее им сочувствуют. Каждый суд оборачивался публичными обвинениями не в адрес убийц, а в адрес жертв, которых клеймили национал-предателями.
Одним из важных действий нового правительства было расширение границ Берлина. Население в результате увеличилось более чем в два раза и к 1925 году возросло до почти четырёх миллионов, из которых где-то 160 тысяч человек были евреями.
Евреи Берлина жили в разных частях города и образовывали два заметных конклава — восточный занимали бедняки, там селились евреи из Галиции, Польши, России, а после Первой мировой и беженцы, а в западном обитали собственно немецкие евреи и зажиточные иммигранты из России: средний класс, приличная чистая публика. «Западные» берлинские евреи были довольно хорошо интегрированы в немецкую среду. По названиям магазинов, издательств, по синагогам можно было видеть, насколько евреи были заметны в городском ландшафте довоенного Берлина, понять, где они живут и чем занимаются.
Еврейские богатые предприниматели занимались торговлей, издательским делом, строительством. Как раз в 1920-е в Берлине появились новые здания, указывающие на присутствие больших еврейских денег.
Во-первых, были построены два крупных издательских комплекса, оказывающие влияние на общественное мнение среди людей либерального направления. Во-вторых, в Берлине открылись два крупнейших в Европе богатых универсальных магазина вроде ГУМа или ЦУМа — новая тогда форма торговли.
Издательства и универсамы принадлежали крупным еврейским семьям, которые сколотили свои капиталы до войны, когда правительство и особенно канцлер Бисмарк поощряли еврейский бизнес, банкиров и промышленников.
Тогдашний Берлин стал очень привлекательным городом для восточноевропейских евреев, людей из молодых стран, возникших после распада Австро-Венгерской империи. Пусть экономика там поначалу лежала в руинах, зато жизнь была очень дешёвая, и для многих это стало существенным фактором, особенно если был источник доходов за границей.
Скажем, еврейский писатель, знающий идиш и публикующий всего одну статью в месяц в американской еврейской газете, мог прилично жить в Берлине на гонорары.
К концу 1923 года в Берлине наступила чудовищная инфляция. Период был очень сложный, практически весь средний класс абсолютно обнищал, однако именно это время было самым творческим и плодовитым с культурной точки зрения.
Среди интеллигентов очень популярными были литературные кафе. Там разговаривали, писали, рассказывали анекдоты, образовывали и разрушали творческие союзы. Смотреть на богему собиралась публика, которая, собственно, и держала кафе на плаву. Интеллигенты не могли себе позволить крупных трат и часто сидели за разговорами весь день с одной чашечкой кофе.
Еврейское население Берлина было интересным и многогранным ещё до Первой мировой, а после неё, с притоком беженцев, стало ещё интереснее. Так и возникла волна любопытства и внимания со стороны немецких евреев из Западного Берлина к новым евреям из Восточного, так называемым «ост-юден».
Берлинские евреи ждали от восточных собратьев мистицизма и одухотворённости, что, с точки зрения культурной и образованной части «восточного» еврейства, выглядело немного смешно и наивно.
Тем не менее многие созданные в тот период произведения построены на хасидском материале — хотя часто в новой тогда авангардной форме. Например, знаменитая пьеса «Диббук», хит начала 1920-х: её ставили на идише и на иврите, хотя написана она была по-русски, и для многих еврейских театров «Диббук» стал флагманским спектаклем.
Среди приехавших в Берлин были не только религиозные люди из местечек, но и образованные евреи среднего класса из Москвы, Петербурга, Киева, чьи семьи потеряли имущество после революции. Так образовался и четыре-пять лет сохранялся совершенно уникальный берлинский центр идишской культуры. Там жили поэт Лейб (Лев) Квитко, писатель Борис Аронсон, выпустивший книгу о Марке Шагале, и сам Шагал, который провёл некоторое время в Берлине на пути в Париж, художник Иссахар Рыбак и многие другие.
Надо сказать, что художники и музыканты легче осваивались в новой действительности, многие в Берлине вставали на ноги и потом уезжали во Францию, Англию, Америку. Поэтам и писателям приходилось сложнее.
Берлин оказался последним городом, где иврит и идиш существовали в ярком диалоге. Потом приходилось выбирать — те писатели и поэты, кто вернулся в Советский Союз, не могли писать на иврите, это был практически запрещённый язык. Те, кто уехал в Палестину, не могли писать на идише, поскольку в Палестине работали над возрождением иврита.
А в Берлине 1920-х одновременно жили и творили поэт Хаим Нахман Бялик, впоследствии уехавший в Палестину и ставший «еврейским Пушкиным», и поэт Давид Бергельсон, писавший на идише. В Берлине вышел сборник стихов Бялика на идише — что редкость, потому что в Палестине он писал уже только на иврите.
В конце 1920-х годов из Берлина уехали многие: цены выросли, экономика немного стабилизировалась, и стало трудно выживать.
Остались либо немецкие евреи, которые там жили всегда, либо те, кто сумел адаптироваться, встроиться, достаточно хорошо владел языком и нашёл работу.
Многие вернулись в Советский Союз, где вроде бы к тому времени наладилась жизнь, — в том числе Лейб Квитко и Давид Гофштейн. В СССР вернувшиеся еврейские поэты и писатели получили работу, были редакторами, издавали книги и сборники и в целом пережили некоторый период расцвета — однако затем все или были расстреляны, или погибли в ГУЛАГе после разгрома Еврейского антифашистского комитета.
Тогда, в этот последний период существования свободной еврейской культуры Берлина, расцвёл жанр кабаре — популярной формы музыкального поэтического эпатажно-иронического самовыражения. Националисты смотрели на кабаре косо — это был либеральный декаданс, тогдашний центр свободной мысли, привлекавший интеллигенцию и позволявший в лёгкой форме обсуждать достаточно серьёзные вещи, в том числе и крепнущий антисемитизм, и Великую депрессию в США, сильно поразившую Германию. В стране снова наступила экономическая и политическая дестабилизация, правые партии, которые и без того были довольно влиятельны как в парламенте, так и вне его, начали приобретать всё большую популярность. Кончилось всё это приходом Гитлера к власти в 1933 году.
Еврейская культура продолжала какое-то время существовать и при нацистах, однако в совершенно других условиях, и период смешения Востока и Запада, интеллигентности и духовности, авангарда и классического подхода, иврита и идиша, литературы, графического искусства и музыки, к несчастью, закончился.
Записала Мария Вуль
Читайте также:
✡️ «Цимес» — самое еврейское место во всем Рунете. Каждый день мы пишем о жизни современных евреев в России и ищем ответы на волнующие нас вопросы — от житейских до философских. А если сами не можем разобраться, всегда обращаемся к специалистам — юристам, психологам, историкам, культурологам, раввинам.
Связаться с нами по вопросам сотрудничества, партнерских программ и коллабораций можно написав на почту shalom@tsimmes.ru или в телеграм
