Чужая для русских, чужая для евреев

«Цимес» рассказывает о людях, которые узнали о своих еврейских корнях, уже будучи взрослыми. Наша читательница Мария Хавива Сигаль (Четверикова) поделилась историей о том, каково это — ощущать себя еврейкой вопреки всему

— Я выросла в русской семье. Не скажу, что советской, всё-таки Советский Союз для меня — это уже дремучее прошлое. Но родители были атеистами, никаких религиозных порывов у них не было. И на любые вопросы о нашем происхождении мама отвечала: «Мы советские люди!»

А вопросы у меня возникали. Хотя бы потому что в школе часто спрашивали: а кто ты по национальности? Было в моей внешности что-то нетипичное для русской девочки. Тогда, в детстве, меня это так обижало! Я говорила: «Русская, конечно!» Хотя по большому счёту русской я себя никогда не чувствовала.

Ответ я получила только в 17 лет, когда появились «Одноклассники» и мне удалось связаться с двоюродной тётей. Она-то и рассказала, что, оказывается, моя прабабушка по маминой линии была еврейкой. То есть я тоже еврейка.

Новость эта была шокирующей, хотя звоночки и до этого были. По паспорту мою прабабушку звали Евдокия Ивановна. Но, несмотря на то что очевидное сокращение от Евдокии — Дуся, бабушка очень ругалась, когда её пытались так назвать, и просила называть только Евой. Возможно, её еврейское имя было Хава, но теперь узнать это наверняка уже невозможно.

Дело в том, что прабабушка почти всю свою жизнь прожила под чужими документами. И Евдокия — не её настоящее имя. Во время Гражданской войны, будучи ещё совсем молоденькой девочкой, она вышла из дома в лес то ли за ягодами, то ли за хворостом, а возвращаясь, увидела, что деревня охвачена огнём. Сожжено было всё и все. 

Прабабушка несколько дней пряталась в лесу, а чуть позже оказалась в госпитале. Там с ней лежала девушка, которая вскоре скончалась от пневмонии. Именно её документы и достались прабабушке. Подробностей этой истории мы не знаем: взяла ли она их сама или помогли сотрудники больницы? Но в конце концов она из Молдовы перебралась вместе с будущим мужем в Ивановскую область.

О прошлой жизни напоминали только небольшие странности. Например, моя бабушка, её дочь, всегда ела из отдельной посуды. Сейчас я понимаю, что это была её попытка хоть как-то соблюдать кашрут.

Я тоже, возвращаясь от неё к родителям, пыталась подражать бабушке. Но мама ругалась и спрашивала, что это ещё там бабушка учудила.

Когда мы покупали новую кастрюлю, бабушка обязательно окунала её в реку рядом с нашим домой. Я удивлялась: зачем? «Я её мою», — неубедительно поясняла бабушка. После жареной курицы нам, детям, не разрешалось есть мороженое, которое дядя приносил с фабрики. И множество таких штрихов, которыми в детстве мало интересуешься, а потом они вырисовываются в целую картину.

А ещё каждую пятницу бабушка что-то пекла. Это были не халы, а какие-то плюшки, пирожки. Но делала она это даже в старости, после того как ослепла.

Когда я узнала, что всё это значило, стала интересоваться иудаизмом и традициями. Искала книги, читала в интернете и всё больше втягивалась. В 19 лет в первый раз пришла в синагогу.

Было очень страшно. А вдруг не поверят? А вдруг выгонят? Но всё оказалось совсем не так. На тот момент в городе председателем общины была замечательная женщина, которая меня успокоила и сказала: давай мы сейчас об этом говорить не будем, скоро Шаббат начинается. Ты оставайся с нами, посмотри, как у нас всё проходит, познакомься с молитвами.

Мне дали сидур, показали нужные страницы. И я почувствовала себя как дома. Это было так странно. Каждое слово казалось мне знакомым, хотя откуда я могла их знать? Но ощущения были такими сильными, что хотелось плакать.

В синагоге знали, что у меня нет документов, но меня приняли и приглашали на мероприятия. Я даже диплом защищала в училище культуры по теме «Пурим в нашей общине».

В 2015 году в Иванове открылся общинный центр. На открытии был Берл Лазар. Он предложил женщинам, у которых не было еврейского имени, выбрать его прямо в тот момент. И спросил меня: чего мне не хватает в жизни больше всего, кроме материального? Я ответила, что любви. Так у меня появилось имя Хавива.

Правда, долгое время оно не работало. Имя ведь нужно использовать. Но мне повезло. Судьба свела меня с проектом «Кешер» — это проект взаимопомощи и поддержки еврейских женщин в России. Я прошла обучение и участвовала в мероприятиях проекта. Там мы с другими девушками договорились называть друг друга еврейскими именами, чтобы они действительно использовались, а не просто были.

Кроме того, в 25 лет я сменила фамилию на Сигаль. Мой прадедушка был Сигалич, но это «ич» резало слух, и я оставила просто Сигаль. Позже, после замужества и смены фамилии на фамилию мужа, она стала ещё и моим творческим псевдонимом, под которым я пишу книги.

Муж иногда посмеивается над тем, что я ношу кисуй рош (головной убор или платок, который носят замужние еврейки. — Прим. «Цимеса»), но в целом поддерживает. У него своё мировоззрение, у меня своё, и мы друг друга уважаем.

Но соблюдать традиции в Иванове непросто. Синагога далеко от дома, и в Шаббат зимой, например, в неё просто не добраться. Кошерного мяса нет. Я не ем мясо уже около 10 лет, но такая проблема есть. Приходится довольствоваться редкими кошерными продуктами из обычных магазинов, списки которых периодически появляются в интернете.

В последнее время ситуация осложнилась тем, что председатель общины уехала в Израиль, а новый раввин меня не принимает. Для него я не еврейка.

Так и получается, что для русских я не русская, для евреев — не еврейка. Мероприятия «Кешера» в городе сейчас тоже не проводятся из-за внутренних бюрократических сложностей с местной общиной.

В прохождении гиюра смысла не вижу. Если бы муж был евреем, я бы наступила на горло своим принципам. А сейчас я знаю, кто я, кто бы что ни говорил. Даже генетический тест подтвердил, что еврейская кровь у меня есть. И доказывать это я никому не собираюсь.

Записала Яна Заг