Извечный вопрос, виновник миллионов горячих споров: должен ли человек обязательно быть иудеем, чтобы считаться настоящим евреем? «Цимес» решил разобраться, как получается, что люди с еврейскими корнями исповедуют христианство, — и поговорил об этом с раввином, священником, культурологом и с православным евреем
Православная еврейка
Имя изменено по просьбе героини
— Мне 40 лет, я живу в Москве, у меня трое детей. Я родилась в 1981 году, с 10 лет была православным скаутом, училась в воскресной школе, затем в православном лицее, позже — в православном университете. У меня богословское и экономическое образование, и при этом я всегда была еврейкой, росла в еврейской семье, хоть это и было некоторой семейной тайной в советское время. Но наше еврейство не перекликалось с религиозной или культурной историей, никто не ходил в синагогу и никакой гефилте фиш на столе у нас никогда не было.
В православие я попала через скаутскую организацию, когда мне было лет десять. Стояло начало 1990-х, и интересного не было примерно ничего. Пионеры в нашей семье не котировались, я даже октябрёнком не была — это считалось позорным. Так что я стала скаутом, а скауты были православными. Плюс в детстве мне мама подарила маленькую христианскую Библию, и, во-первых, это был большой секрет от остальных, во-вторых, книжка была безумно красивая, и мне очень нравилось её листать и читать мистические истории.
Мой первый разговор о Б-ге и его существовании был именно в контексте христианства — с родителями. Мне очень понравилось, что Б-г вообще существует.
И потом в скаутинге я стала во всём этом участвовать: и в общей молитве, и в походе в храм. Тогда ещё скауты сдавали какие-то зачётики по этой теме каждый год. Это был такой узкий круг хороших людей — что мне тоже всегда нравилось. Во-первых, в моём обычном школьном окружении никто ничего про религию не знал (а я уже что-то знала), во-вторых, происходила интересная движуха с интересными людьми, а в-третьих, это было что-то на границе сказки и яви, мистики и реальной жизни: реальная жизнь была сложная, а вот это всё христианское было прекрасным и вдохновляющим.
В общем, я пошла в воскресную школу, окончила её, потом перешла из простой общеобразовательной школы в православный лицей. Тогда я была уже очень глубоко в православной тусовке, во всей этой православной жизни, практически жила и работала в храме: пела на клиросе (пыталась петь, у меня не получалось, в общем, я просто на нём стояла), делала всякую работу и даже получала за это деньги. Потом я поступила в православный университет, на экономический факультет. Училась одновременно на экономическом и на библейско-культурологическом. В результате успешно окончила экономический.
Через некоторое время у меня наступил период разочарования во всей этой клерикальной истории. Такое часто случается с людьми около тридцати, которые всю свою раннюю молодость провели в стенах церкви.
Я поняла, что всё, что связано с религиозной, в смысле церковной, жизнью, совершенно перестало совмещаться с моей жизнью настоящей. И в какой-то момент я ушла из церкви и выбрала настоящую жизнь.
Я перестала физически ходить в православный храм, но поскольку мои внутренние отношения с Б-гом были сформированы в православной церкви и на её языке, в те моменты, когда мне хотелось молиться, я делала это в православной парадигме. Одновременно я перестала верить в единственный возможный путь или единственную правильную религию, я стала каким-то человеком без религии, мне казалось, что это честнее. Основа этих деноминаций, как мне казалось, социальная и экономическая, и мне было неинтересно в это играть.
Я стала актуализировать свои еврейские корни, раскопала бабушкину родословную, нашла все документы. Пока я была глубоко православной, я не могла сделать никакую алию, хотя мне всегда хотелось в Израиль. Один раз попыталась поехать на программу «Маса», но меня завернули в посольстве: я написала в анкете, что я православная, иначе не могла, мне хотелось быть честной. А когда я поняла, что я больше никакая не истинно верующая, я радостно переехала в Израиль со всеми детьми и мужем в 2019 году. Вернулась спустя три месяца из-за семейных обстоятельств.
Если я где-то и встречала непонимание — так это со стороны еврейской диаспоры.
Особенно в Израиле после репатриации, когда я говорила, что у меня скорее христианский подход к вопросу Б-га. Но даже это непонимание никогда не влияло на отношения с этими людьми и не вызывало каких-либо проблем, а скорее было поводом для дискуссии.
Я никогда не сталкивалась с дискриминацией со стороны православной церкви. Возможно, это благодаря тому, что я выбираю либеральные храмы. Мои любимые в Москве — храм Космы и Дамиана в Шубине в Столешниковом переулке, храм Успения в Газетном переулке, храм Всемилостивого Спаса в Митине.
доктор культурологии, профессор Учебно-научного центра изучения религий РГГУ, дочь первого православного священника в Израиле
— Когда мы говорим о православных евреях, речь в первую очередь идёт о евреях ассимилированных. Степень ассимилированности может быть разной: например, ассимиляция моей семьи московских интеллигентов была максимальной.
Для нас не существовало выбора веры: если человек поверил в Б-га, значит, становится православным христианином.
Это был единственный вид духовной жизни, существовавший рядом с нами, и наше происхождение не играло никакой роли в нашем обращении. Однако это происхождение не забывалось и не скрывалось, и связь с погибшими в Холокост была очень отчётлива. Мы понимали, что мы не должны от них ни при каких обстоятельствах отрекаться. Но речь не шла о том, чтобы отречься крестившись: крещёный еврей в глазах советской власти абсолютно ничем не отличался от еврея некрещёного в лучшую сторону. Он отличался в сторону худшую: крещёный еврей, серьёзно относящийся к своей вере, например, не вступал в комсомол, вообще портил свою карьеру.
Это было трудно понять старым людям. У них был дореволюционный рефлекс: еврей крестился — стал неевреем. Крещение отменяло всё, причем сразу, на следующий день: такой человек получал другое имя, с него снималась черта оседлости — вместе со всеми остальными ограничениями. Поэтому евреям дореволюционного воспитания было трудно понять, что советский крещёный еврей молчит о том, что он крещёный, ровно так же, как некрещёный молчит о том, что он некрещёный. А ходящий в синагогу — о том, что он ходит в синагогу. Равным образом буддисты не разводили благоухания на площадях.
Те евреи-христиане, которых я знала, жили в столицах, принадлежали только к образованному слою и были, как правило, православными — правда, позже встречались и католики. В начале 1970-х годов в России появилось небольшое количество евреев-иудеохристиан. Кружок людей, образовавшийся вокруг Александра Меня, задавался вопросом, в какой мере отменены еврейские обычаи и законы Торы для крестившихся евреев. Ведь, например, таковыми были все апостолы, и они соблюдали еврейский закон. Да и сам Иисус соблюдал его строжайшим образом. Кружок находился полностью внутри православия, но затем эти вопросы стали ставить себе и люди, не связанные с приходом о. Александра. Такие движения есть и в других странах, они обычно не связаны с православием.
В России движение никогда не было многочисленным, но в Европе и Америке иудеохристиане — мощное религиозное течение. Это благочестивые, соблюдающие Закон иудеи, которые считают, что Мессия уже пришёл, и это был Иисус. В США количество таких людей исчисляется, наверное, миллионами, в Европе — сотнями тысяч, может быть, миллионом. В Израиле эти люди немногочисленны, но очень влиятельны, поскольку живут внутри израильского общества (а не в стороне, как православные или католики) — служат в армии, соблюдают все обычаи, говорят и пишут на иврите. Они гораздо сильнее взаимодействуют с окружающим миром, чем прочие христиане.
Если говорить о современных реалиях, у меня сложилось впечатление, что евреев в принципе стало очень мало. Они уехали, и, кстати, совсем не обязательно в Израиль.
Да, ассимилированных образованных евреев, в том числе православных, почти не осталось. Это очень плохо говорит о будущем России: страна, теряющая своих евреев, теряет своё будущее.
С другой стороны, приехав в Израиль после 30 лет перерыва, я с огромным удивлением наблюдала, как православные евреи почти совсем перестали бояться: они говорят о своей вере в школе, спокойно ходят в церковь, стали заметной частью населения. Если в 1975 году, когда мы приехали, нас было около 10 человек, то сейчас православных евреев в Израиле, я думаю, десяток тысяч, и с ними уже нельзя поступать как угодно (нам и стёкла били, и на улице раздирали одежду). И это сообщающиеся сосуды: они не откуда-то приехали, а из России.
Важно, что сейчас еврейский вопрос на государственном уровне потерял всякую остроту, поскольку нет государственного антисемитизма — и это единственное хорошее, что я могу сказать о режиме Путина.
Еврей или православный — очень мало важно, и это результат отсутствия государственного преследования за веру, в том числе за православную.
Раньше была пятая графа в паспортах, раньше можно было заметить, как человек прячет крестик. Сейчас о том, кто еврей и православный ли он, можно только догадываться, опираясь на собственный опыт. Это просто стало не очень важно.
Состав современных православных евреев случайный (например, многих крестили в детстве), и это совершенно ни на чём не сказывается. Если вплоть до начала 1990-х тот факт, что человек крестился и не скрывал, что он еврей, был полным поворотом судьбы, то сейчас это не значит более или менее ничего. Например, в отделе кадров: «Что вы кричите, что вы православный еврей? Я вас об этом не спрашивала».
Раввин Обнинска
— В иудаизме существует термин «ребёнок, который попал в плен» — так говорят о детях, которые по каким-то причинам не смогли получить классического еврейского воспитания и которые, может быть, даже сами не догадываются, что они евреи. Это никак не отменяет их еврейства, ведь мы определяем его не только по соблюдению, но и по наличию еврейской души, которая достаётся от мамы.
Так что если в синагогу придёт человек, который воспитывался вне еврейской традиции, наша задача — зародить в нём интерес и показать, что он очень много теряет, не обращаясь к своим корням. Что у него есть очень большая ценность — еврейская душа, — которой он просто не пользуется.
Есть евреи, которые воспитывались в более светской среде и по каким-то причинам самостоятельно пришли к христианству. Да, 100–200 лет назад в мире была большая антииудейская пропаганда. Мы знаем, что многие люди принимали православие в те времена не из духовных соображений, а чтобы спастись от смерти или облегчить себе жизнь: иметь возможность поступать в университеты, делать политическую карьеру. И мы не можем осуждать этих людей.
В наше же время, когда нет такой сильной дискриминации по поводу национальности, много вопросов вызывает тот факт, что люди вместо того, чтобы исследовать свою собственную культуру, идут куда-то непонятно за чем. Конечно, в России — если говорить с точки зрения рекламы — православная церковь представлена шире, чем иудаизм. И многие евреи, которые вращаются не в еврейской среде, идут в православный храм. Кто-то — для морального спокойствия, а кто-то — в надежде на действительное чудо.
Тогда возникает вопрос: почему вы не идёте к своим, в синагогу? Ведь там вам тоже подскажут, что можно сделать в самых тяжёлых ситуациях.
Вопрос этот ещё и философский. Ведь иудаизм — это не просто религия, но и образ жизни, возможно, многих это отпугивает. Насколько я понимаю, хоть я и не специалист, в христианстве можно есть всё подряд, ходить куда угодно, нужно только делать минимальные связанные с религией вещи, которые не сильно меняют жизнь. В иудаизме всё иначе, он требует от человека соблюдения большого количества норм. Большая часть заповедей в иудаизме не абстрактные, а вполне конкретные: этот кусок мяса можно есть, а этот — нельзя. С точки зрения иудаизма, Б-г дал нам инструкции, как именно жить в этом мире, и мы должны их выполнять.
Неважно, сами вы пришли в православную церковь или вас туда отвели родители, для иудаизма в этом нет ничего необратимого. У нас нет обряда раскрещения, просто человек говорит: «Да, я ошибался или мои родители ошибались — но я хочу вернуться на ту дорогу, которую оставили мне мои предки». Потому что любой еврей — это потомок Авраама, Исаака, Иакова и той самой традиции, которая шла до нас 3000 лет и дошла. Мы прекрасно понимаем афроамериканцев, которые пытаются найти своих предков и даже уезжают для этого в места, откуда те родом, но почему-то в плане евреев это не всегда работает.
Люди готовы заниматься любой культурой, но абсолютно равнодушны к своим корням, это удивляет.
Тем, кто стесняется, я могу сказать следующее. Сейчас есть много разных видов общин, и большая их часть достаточно открыта — хотя есть и такие, где человека «с улицы» встретят с большим опасением. Но в большинстве случаев, если вы придёте в синагогу, никто там не будет проверять ваши документы. Попробуйте побороть своё стеснение. Есть такой принцип, описанный в поучениях отцов: стеснительный не может учиться. Потому что если человек хочет учиться, то, даже если он стеснительный, он должен найти в себе силы задать вопрос, который его интересует.
Нет ни одной религии с таким же длительным духовным опытом, как в иудаизме. Я не буду говорить о преимуществах философии иудаизма, ведь это религия, где ценится максимально прямой контакт без посредника. Молитвы все обращаются непосредственно к Б-гу, и я вам могу сказать, что, на моём опыте, Б-г действительно отвечает.
Кроме всего прочего, ощущение, что ты делаешь правильное дело, что на тебя смотрят души предков — это действительно важно. Можно сварить пресную кашу, есть её всю жизнь — и большая часть жизни тоже будет похожа на эту кашу. А иудаизм подобен специи, которая даёт полноту ощущений, делает жизнь более яркой и насыщенной и любую кашу превратит в очень вкусное блюдо.
Андрей Кураев
Диакон
— По моим данным, у евреев, живущих в России, религиозная идентификация распределяется поровну: треть евреев считает себя светскими людьми, не имеющими отношения к религии, треть исповедует иудаизм, треть считает себя христианами. Последним очень непросто, потому что в иудейской среде к ним не всегда равноценное отношение, особенно если они рассчитывают на помощь еврейских организаций или на переезд в Израиль.
Кроме того, и в православной среде православный еврей не считается равным. Это хейт по национальному признаку, который очень распространён в церковной среде.
Например, когда я рекомендовал патриарху Алексию II кого-то взять на работу, повысить или наградить, то первым делом он спрашивал: «А он не еврей?»
Конечно, мир православия разнообразен, есть разные страты, круги, приходы. В Москве есть приходы, где еврейская интеллигенция составляет если не большинство, то очень значительную часть прихожан, и там нет никаких хейта и неравенства. Так что всё сводится к поиску правильного круга общения.
По моему мнению, православие для евреев — это некий поиск истины. Если мы рассматриваем ситуацию до ХХ века, то мотив многих людей того периода был очевиден. Да, были евреи, которые принимали крещение под давлением, но зачастую это было поиском свободы. Когда все эти бесконечные правила шаббатов и кашрутов стояли поперёк горла, то действительно принятие христианства воспринималось как глоток свободы. Несомненно, этот мотив, но уже в совершенно другом контексте, был и у того потока еврейской интеллигенции, который принимал крещение в советские годы.
В то время мотивом принять православие мог стать атеизм и бесчеловечность советской пропаганды. Христианство хотя бы в некотором смысле, хотя бы интеллектуально, но открывало границы советского официоза, а за ними оказывался кто-то очень важный, мудрый и красивый.
Как считал Александр Мень, христианство — это ключ к культурной сокровищнице человечества, по крайней мере Европы. И в этом смысле принятие православия — это форма эмиграции из советской действительности, подальше от газеты «Правда».
Я знаю людей, которые в обычной жизни пытались придерживаться еврейских традиций, будучи православными, но не знаю степень их организованности. Тот же Александр Мень мечтал, чтобы в мире появилась еврейская православная церковь, где православие совмещалось бы с соблюдением еврейского календаря, праздников, определённых обрядов. Чтобы, став христианином, не убирать насовсем еврейскую национальную идентичность. Такого ещё, к сожалению, нет.
Большинство детей, которых крестят в детстве, неважно, какой национальности, потом проводит жизнь без оглядки на церковь. Если православный еврей решил сменить христианство на иудаизм, то он сможет потом вернуться к христианству. Православие считает, что двери покаяния открыты для всех.
Руководитель отдела по культуре и взаимодействию со СМИ Песоченской епархии
— Как православный священник, я убеждён, что наша вера сохраняет полноту истины. В этом наше преимущество. Главное отличие иудаизма от православия в том, что в православии Б-га чтут как Троицу: Отец, Сын и Святой Дух, а в иудаизме только первое лицо — Отца.
И на самом деле еврею стать христианином намного проще, чем буддисту или мусульманину, потому что у нас как минимум 50 книг Священного Писания совместные.
Главное — чтобы тебе об этом кто-то рассказал. Но мы, на самом деле, не любим прозелитизм, то есть навязывание веры.
Мне кажется, если иудей будет изучать Ветхий Завет, минуя Талмуд и прочие позже появившиеся книги, то есть сразу после Танаха перейдёт к Новому Завету, то у него появится очень много вопросов, почему его предки не приняли своего Мессию, которого ждали тысячу лет. Ведь Христос — тот, кто обещан народу пророками. Может быть, именно по этой причине некоторые иудеи принимают православие. Когда человек задумывается о смысле жизни, он задумывается и о том, какая из религий действительно чтит истинного Б-га и чтит его правильно. Хорошо поразмыслив на эту тему, вполне возможно, он выберет православие.
В России ты живёшь, учишься, работаешь в православной среде, наблюдаешь православную культуру — так что хочешь не хочешь, а заинтересуешься этим. Но если ты родился в Израиле, ты вряд ли примешь христианство, потому что будешь мало что о нём слышать.
С другой стороны, стать православным не так просто. Священнику важно понимать, в чём мотив человека, который хочет принять православие. Он действительно хочет жить по православным правилам и законам или просто делает это из суеверия: например, чтобы защититься от болезни или чтобы стать «более русским»?
Если ребёнок не будет воспитываться в православной вере, то крещение не имеет никакого смысла и любой священник просто обязан отказать в этом таинстве. Но в большинстве случаев евреи крестят своих детей, потому что это их осознанный выбор.
Главное, если еврей становится христианином, он не должен полностью рвать со своим национальным прошлым и настоящим. Достаточно просто переосмыслить свои религиозные ценности. Православие запрещает пастве отмечать иудейские религиозные праздники, такие как Песах, Рош а-Шана, Пурим, Ханука. Но те, что связаны с еврейством как национальностью, допустим, праздники урожая или национальные израильские праздники, — почему бы и не отметить?
Подготовили Арина Крючкова и Анастасия Евтушенко
Читайте также:
✡️ «Цимес» — самое еврейское место во всем Рунете. Каждый день мы пишем о жизни современных евреев в России и ищем ответы на волнующие нас вопросы — от житейских до философских. А если сами не можем разобраться, всегда обращаемся к специалистам — юристам, психологам, историкам, культурологам, раввинам.
Связаться с нами по вопросам сотрудничества, партнерских программ и коллабораций можно написав на почту shalom@tsimmes.ru или в телеграм
